Скит

Авторский литературный сайт
Эммануила Виленского

Вот это — уже настоящая прогулка! Тут, как грибки и ягодки, вас ожидают малые формы
из книги «Эконом класс», разбросанные самым безалаберным образом, т. е. - логика =  0.
Лёгкого вам чтения, дорогие оставшиеся!

 


Меж призванием и презрением -          
только молодость, только старость,
меж попытками и падением -            
лишь неопытность и усталость.
       

                               Из книги «Нанки»

Заслужил и в спину нож,                  
и кашлять ядом рудника,                    
за право бросить личный грош            
в копилку русского стиха.                    

Из книги «Нанки»


 

                     * * *

Замутилось бабье лето -
«Где тут к счастью поворот?»
Не согрето, не отпето
поколение идет.

Ни в кого уж не играют,
и следы недетских слез,
как болячку раздирают
свой беспомощный вопрос.







Ленивый порыжевший клён,
фонтан и женщина на лавке
застыла, вслушиваясь в сон
болезненный, тревожный, сладкий.
Уже ушедшая.

А сзади
нагнулась девочка к воде,
и многоопытной судьбе
еще слабо с ребенком сладить.







Априори

А ты ещё и не солгал ни разу,
когда пугнули карой за такое,
и было небо непонятно глазу –
да мама подсказала: голубое.

Еще не тронут страсти потрясеньем –
двором натаскан, просвещён кино,
еще не бредил ты души спасеньем –
да уж прочёл, должно быть, в чём оно.







Смотреть не в лица, а за лица,
вникать в слова на стыках слов,
с уверенностью распроститься,
жить, как посол среди послов,
по зимним улицам скитаться,
по темным окнам горевать,
поспеть за совестью стараться
и ни черта не понимать.







Чтоб чувство жизни не погасло,
все разом отрубать нельзя,
и потому без вас опасно,
хотя - какие вы друзья?!

Во что увяз, и где свободен -
не скоро опыт разберет...

Как хорошо лыжня уходит
меж дачных домиков на взлет.







Все забыли и ушли,
всё остыло и ушло … –
ночью крылья проросли,
утром с ветром повезло.

Тополёк взлетел из пня,
порохом взорвался прах –
папа с мамой за меня
упросили в небесах.







...а такому не научишься заранее,
но, когда отсеребрит, как надо, бороду -
стуки поезда ночного на окраине,
бредни эха полусонного по городу,

скрипы веток на ветру крадущемся,
пара звёзд, потерянная тучами...
Разлучённый или расстающийся -
ты готов и можешь быть допущенным.







Как много отыщется родин,
когда уже нет ни одной –
опомнитесь, мы же уходим,
ждём, топчемся у проходной.

За звёзды, под землю – неважно,
а правда, что, встав на черту,
следим, как кораблик бумажный
с чужими отплыл в пустоту.







На лодочке – без вёсел и без звезд,
без берегов, без огоньков вдали –
качаясь, распрямиться во весь рост
совсем не для того, чтобы нашли,

пружинить на невидимой волне,
не претендуя взглядом на маяк,
совсем живым молчать в кромешной тьме…
Хотя бы так.
Пусть даже – только так.







На окне в клинической палате
штора приоткрыла -
мечутся секунды на закате,
а одна застыла.

Испугалась или растерялась,
может, затаилась?
Повисела, темноты дождалась,
свечкой засветилась.







Зимы проткнули капелью,
мается всякий простак,
я ни о чём не жалею,
Господи, жалко-то как.

Май - ноября холоднее,
бабочек нет за окном,
я ни о чём не жалею,
вспомнить бы только - о чём?







Чудны они, предфинишные радости,
когда горчат проверенные сладости
и в праздности таится провокация
свободы, ожидающей опасности,
и ты глядишь на майскую акацию,
как в похоронку с датой дня капитуляции.







- Дебют просрочен, круг очерчен -
куда ты прёшь, нетрезвый старче?
- Чем глубже в ночь - тем свечи ярче,
над близкой бездной - голос крепче.

- Прожил ты, соня непроворный,
все поводы, чтоб предъявляться.
- И непосеянные зёрна
для голодающих сгодятся.







Ещё встречать случится
средь пуха тополей
измученные лица
порядочных людей.

Ещё мелькнёт в развалах
безликих тёмных мук
потерянной Самары
растерянный испуг.







В сутках бабочка не гость,
для неё отсчёт нездешний:
нам - земных секундок горсть,
ей - бескрайний век неспешный.

Кто-то бездну приоткрыл,
чтоб надежда не пропала,
в странных очертаньях крыл
выдав времени лекало.







Всего минута понимания -
и всё - надежды никакой -
берёз предзимнее молчание
над потемневшею рекой.

Потом уже совсем мгновенно -
мгновение быстрей помех -
и стало тихо и нетленно,
и отворился первый снег.







Взгляд достиг такой глубины,
что глаза подымать некрасиво -
есть в прозрении много вины -
и, не пойманный, жмешься стыдливо.

Будто в дырочку смотришь сквозь грим
за слова, за ужимки, где эти,
страхом пойманные своим,
одинокие бедные дети.







Знать человека -
не вычислить, где хромота -
в том, слава Богу,
догадливых опытных много.

Если ты истинно зряч,
то сквозная его нагота
высветит: сильную руку,
толчковую ногу.

Как это знание добыть?
Только любить.







Уж цвет в садах сошёл,
коровы мнут лужок,
несёт пацан с реки
плотвишек на кукане,

июльский первый луч,
не целясь, приколол
смешную бабочку
на прах моей гортани.







Толерантность

И не родившись – на примете:
загон готов,
приличий плети
для стольких важностей на свете
рубцы готовят с первых дней.

Вглухую запертые дети
стреляют в запертых детей.







Не по формату стад манок преодоленья,
и пустота проплачивает грим.

Продукт на весь размер предъявленных харизм:
многозначительный минимализм
повторов тайн таблицы умноженья.







Девять правильных советов
допекли и задолбали:
стали зарывать запреты –
там же СПИДа накопали.

Так измучили планету
страждущие не для вида:
если не нужны поэты –
появляются шахиды.







Разумный способ Божий дар
свести до нечистот:
пиар, пиар, ещё пиар,
и вновь пиар – и вот:

из всех фекалий и урин,
протиснувшись в прикид,
восстанет мини-исполин
и отстегнёт за стыд.







Времена не глубже блюдца
не вместят моих разлук,
средь пустот не пропихнуться -
каждый горд, и всякий - глюк.

Срок вечерний, час прощальный,
рюмки траурный хрусталь,
и последней муки тайна -
до чего же всех не жаль.







Когда никак талантом не задели,
попробуй рэп и перемену мест –
окажешься с народом и при деле,
и мало кто тебе залезет в текст.

Когда и там не станет получаться,
то можно и без текста покривляться.







На ТВ оформлен мужиком,
но по трепету вибраций - из девуль:
шлёп-шлёп-шлёп губами в микрофон,
будто из бутылки - буль-буль-буль.

Это голос от старанья стёрт,
или губы присосал экран?!
Новости на ушко: шлёп-шлёп-шлёп.
Спорен также пол у спорт-программ.







Когда бесплодно непорочен,
но жаждешь роли на земле –
цепляй за имя, что позвонче
и бей других по голове.

Те с Пастернаком, те с Высоцким,
те с Пушкиным, у тех Рубцов –
вооруженные уродцы
ведут охоту на слонов.







У Фортуны игры брачные
с трансвеститными приколами:
либералы – чисто мрачные,
но силовики – весёлые.

Вот такое волшебство –
все инверсией повязаны:
большинство ли, меньшинство –
Но названья – точно разные.







                            А. Пугачевой

Обманулся автор –
кто непобедим:
силачей де-факто
гонит Арлекин.

Где мускулатура
не имеет вес,
он давно де-юре
справил интерес.







Что тут лучше придумаешь, кроме
самой древней системы захвата:
подрубаются главные корни,
а потом – и усилий не надо:
срок придет, все повалится дружно –
вывози или жги без пригляда.
Всё старо и морщинить не нужно
грозных лбов генерального штаба.







Я о политике?
– Да ни полслова!
Есть в медицине
этики скрижали:
покуда не остыл —
дерутся за больного,
вы ж —
к дышащим могильщиков позвали,
…………………………………… –

но как же лица ваши воссияли
в предощущеньи счастья рокового!







                              1                                        Е. Чепурных

Небо с твердью, сойдясь в беспределе,
затоптали живое чутьё -
местный Моцарт предался карьере,
взяв кредит под призванье своё.

Он не то чтобы обогатился,
так, кусочек-другой ухватил,
и не то чтоб совсем превратился,
но уж точно себя  прекратил.

                             2  


Цепь, ошейник – полбеды,
да в глазах – небес изнанка,
в будку выдадут еды,
но не выпустят подранка.

Это ж надо, как сошлись
две войны и две чужбины,
и вынюхивает высь
Шарик с горлом соловьиным.

                              3


Уж как у нас дворяне вырубались,
особенно заветные стихам –
раз обучать холопьев догадались,
так те и возвернули по делам.

И вот зашторено начало драмы –
евро-стандарт восходит в руссошик.
Пахать сотворены отнюдь не хамы –
они хамели от писанья книг.







Ну, что глядишь, стрелок неметкий,
старался ты со всех сторон,
но тенькают по прутьям клетки
стволов задиристые детки -
кто осужден, тот защищен.

Сижу, поскребыш, гвоздь в подошве,
а ты царишь тысячекрыл,
но тот, кто в несвободу бросил, -
и от тебя отгородил.







Жизни пользователь временный -
вот зерно:
быть гурманом привередливым -
не умно.

Не сберечь судьбу недолгую
от заплат -
из окошка стоматолога
стон и мат.







Впечатления покидающего плоть сознания:
чужие всех размеров и форм здания,
лишние всех цветов и цен автомобили -
словом всё, чем закат заслонили,
чем засыпали струи восхода -
неживой пустоты неприрода.

Обретение или печаль?
Прощай...







Перед замыслом вымыслом не греша,
как назвать твоё горькое чудо, душа -

огонёк меж ладоней в спиралях ветров?
Темень в стенах чулана средь вольных миров,

где себя оправданьем — на  раз  обмануть,
и ошейник надежды по строже сомкнуть,

чтоб в случайную щёлку не улетать,
позабыв всё, что есть,в том, что здесь обитать?!







В затворе неубранном — пусто,
до публики — век ходьбы,
выгорел  вечер искусства,
светится ночь судьбы.

Лампам, зажжённым густо,
не выкупить темень стен,
как промолчал Заратустра  -
бессрочен прозревшему плен.







Победа пахнет потом, памятью, печалью,
прихват — пиршеством и прахом.

Победа слышится в шёпоте над тонкими свечами,
прихват — в шорохах бессонными ночами,
в шарканьи шлёпанцев
и в сквозняках предрассветных страхов.







Русские деревья всех пород,
слава Богу, вы не выясняли:
кто из вас чужой и кто — народ,
и кого безжалостней срубали.

Средь времён, где всё наоборот -
и до неприличья, и до крови,
русские деревья всех пород -
слава Богу, в небе ваши кроны.







Этот сон, как по сердцу ножом,
правдой окаянной награждал -
ты ни разу не молился ни о ком,
ОН за что тебя оберегал?

Наспасал ты целый батальон -
на два взвода больше чем сгубил -
ни о той не помолился, ни о том.
Ты заснул и ОН предупредил.







Не раздвоен, не умалишён,
взглядом пересытивший себя
выжил под невидимым замком
в отсыревшем храме октября.

Возжелавшие постичь, познать, обресть
искушались истиной не здесь.







Из тех чудес, которым верю,
в которых не таится зверь, -
по первым листикам апреля
гуляла пышная метель,

и цвет зелёный ублажала,
и к первозданности вела,
и дерева не обижала
приватизацией тепла.







Не жалея сил и времени,
завести зверей с талантом,
а потом - родиться в Бремене
и назваться музыкантом,

по дорогам пыль растаптывать,
жить с принцессою нелепо
и не пыжиться оракулом -
просто петь: себе и в небо.







...выплачивал за годом год
за свой нездешний переход
из края в край
от края и до края,
и был средь вас
во всем не тот –
не из каталога пород,
не от щедрот, а из пустот
чего-то зная...







Рассыпали смыслов печальных
по ветвям осенних аллей,
заплатки на встречных случайных
шагреневой кожи моей.

Подскажет дежурная грусть,
как тратить прощальную милость:
потёртой судьбой запахнусь -
так вот для чего пригодилась!







Идет опущенный опущенным
и тоже смотрит, выбирает-
клубочек, сквозь века запущенный,
разматываясь, обрастает,
неусыпленный,
неразбуженный,
поток участвующих тает...-
и не смотри с губой закушенной:
таких, как ты, здесь не прощают!







Послесловие

Мне было, что сказать -
им было, что скрывать:
то круто, то жеманно.

Я разгребаю ад,
они - туманят взгляд.
Их любят постоянно.







За минутные пророчества
было выдано ему
вековое одиночество,
не подвластное уму.

Шла меж спинами тропинка -
закружилась средь могил,
в небо тычется травинка:
Бог рожденьем наградил.







Нормально

Одинок, печален, не при деле
из окошка в небеса смотрю:
девушки не любят две недели -
я их целый месяц не люблю.

Ангел не наведает присниться,
не достанешь денег на запой,
лишь одна зануда - поясница
отзовётся левою ногой.







Распахиваться - некрасиво,
а уж высовываться - грех,
в экранах неживых наживу
примерят к титулу «успех».

Бетонны подиума спины,
но и в безглазой тишине
одна строка посередине
всплывёт под лодкою к луне.







Всем раздали по приметам,
каждый при своем уме:
мотылькам – кружить под светом,
комарам – кусать во тьме.

Почесав бородки проседь,
полу-веком подтвержу:
если осень не допросит –
ничего не расскажу.







С жаром преданной собаки
(разве это можно скрыть!)
обожаю все дензнаки
всем, чем можно полюбить.

А они без сердца вовсе –
ходят мимо, не зовут,
и бездомный старый пёсик
продолжает свой маршрут.







Приобретённое не приучал храниться:
поймаю – выпущу, найду – и подарю,
привык терять по сотне раз на дню:
кто встретился – тому и пригодится.

Везенья срок – сосчитанный и краткий,
и, расставаясь, не сообразить:
куда пристроить, у кого забыть
доставшиеся старости догадки.







Оценят только птицы
да ветки за окном,
как радостно делиться
души хмельной добром.

Последняя страница
отпущенных утех -
так сладко материться
из форточки на всех.







Когда все вывихи в почёте,
а все насущное в секрете,
и калькуляторы в заботе
над каждой строчкою в куплете,
как выскользнуть живым из сети –
на всякого и способ свой:
та – на метле, тот – на проекте,
а я – из дырочки сквозной.







Утренний автобус: лица —
едва лишь из объятий смерти,
растеряно-встревоженные все,
глаза от туда, с середины Стикса,
зависли меж враждебных берегов
и выгребают трудно, осторожно
Харону пошлину пока не проплатив...






Жизнь, как в поздний вечер тень,
трудно различать,
пусто в мире - в этот день
лучше помолчать,
 
разгадать, что неспроста
в этот день пустой
запечатаны уста
правдою простой.






                    ОСЕНЬ

                       АКТОглавы.
 
                                1
 
В прозрачных пространствах осенней погоды,
над яркой листвой на печальном асфальте
по веточкам голым проносятся годы,
а следом - холодное слово "ОСТАВТЕ!".
 
Оставьте капризы с правами свободы,
забросьте, забудьте, а сами следите -
по веточкам дрожью проносятся годы,
едва поспевая за словом "НАЙДИТЕ!".
 

                                2
Какому рейтингу вручали,
поутру фортку отворя,
родимый неформат печали,
зачатой солнцем сентября?
 
Листвы сусальной наущенье,
скупого лучика строка -
ПРОЩАЯСЬ, ПОДПИСАТЬ ПРОЩЕНЬЕ
И - ПЯЛИТЬСЯ НА ОБЛАКА.
 

                                3
Октябрь под солнышком сомлеет -
то ли подаст, то ли подарит:
У НАС ТАК МЕДЛЕННО ВЗРОСЛЕЮТ,
У НАС ТАК БЫСТРО УМИРАЮТ.
 
И в жёлтой пене сиротеет
полоска зелени роскошной...
У НАС ТАК ПОЗДНО МОЛОДЕЮТ,
КОГДА, И ВПРАВДУ, СЛИШКОМ ПОЗДНО.
 

                                4
Бесцельный дождь кропил,
с утра копя усталость,
у тополиных крыл
и перьев не осталось...
 
Скамейкам стыть и спать
по нормам лазарета,
и глупо - предъявлять
себе расписки лета.
 

                                5
Любой эпитет - враль,
грех искушенья духа:
печальная печаль,
разлучная разлука,
бедовая беда -
просчётов пересчёты
недужного стыда
простуженной субботы.
 

                                6
О чём молчали деревья
вечером, перед зимою -
эфирам не передоверю,
от прессы шуршащей скрою,
 
пошлю через все разлуки
без адреса на конверте:
- ЧТО Ж ВЫ ТВОРИТЕ, СУКИ!
- ЧТО ВЫ НАТВОРИЛИ, ДЕТИ?!
 

                                7
Покой, ПРИВАЛ НЕВОЗВРАЩЕНИЯ,
проход, на свет не выводящий -
смешно подыскивать значения
сезонной скуке моросящей!
 
Но каждый вечер ищут слово
в шагах у старца заплутавшего
глазницы города пустого,
из самого себя сбежавшего.
 

                                8
Первый снег домой не гонит,
медлю тих, тревожен, зряч...
 
Полнолуние... Вороны
облепили карагач -
не кричат картаво перлы,
только крыльями камлают...
 
ПЕРВЫЙ СНЕГ И В СТАРОСТЬ - ПЕРВЫЙ,
НОВЫЙ ВЕК И ЗА ГОД - СТАРЫЙ...
 

                                9
Весь вечер рассудок старел:
сумрак перегружал,
в тёмную фортку глядел -
всё, что случится знал.
 
Поутру - устал, померк -
не хочет ни правды, ни лжи...
ПАДАЕТ МЕДЛЕННЫЙ СНЕГ -
МАТРИЦА РУССКОЙ ДУШИ.







Солнечный рассвет студёный майский,
золото дерев, как в сентябре,
лишь сирень из вазы мало-мальски
подтвердит тебе - когда и где.

Расставанье длится без смятенья -
ни замков, ни стенок в западне -
леденеет пышное цветенье,
и озноб от солнца в синеве.







Как в проходах стало узко,
а во всех пространствах — пусто,
личная перезагрузка
в мировой перезагрузке.

В подземельях накипело
или звёзды нафлудили —
шаг детсадовский несмелый
бездорожьем наградили.







Над бриллиантовыми росами
луны и облака слияние -
собака с синими расчёсами,
глюк постинфарктного сознания,
нашла за прутьями бесславия
отобранного наглядеться:
как чертит первый луч заглавие
для не придуманного текста.







Всё творчество – былинка сквозь асфальт,
кто Богу послушник –
тот миру пересмешник,
и все великие – ему в оковы.

Но если выживет и встретит свой закат,
то припадет намаявшийся грешник
к печали Пушкина в обители Толстого
.







Придёт пора и впечатлений крохи
осыпятся, как прах истлевшей ткани,
слова освободятся от эпохи
и прорастут травой и деревами,
как ночь, как день,
как все живые твари,
не взятые дрессурою тугою,
и музыка из кинофильмов старых
объявится уже своей судьбою.







Крест памяти моей тебе подломит плечи –
возьми чего-нибудь полегче – так верней:
след взгляда моего листвой апрельской лечит,
а подождёшь – и жёлтой обеспечит,
и красной в глубине настойчивых дождей –
вот там печаль уже не искалечит.







наверх     ДАЛЬШЕ >>

Оглавление





АВТОРСКИЕ ПРАВА защищены! ©
НАЖМИ СЮДА!!!!
При копировании и цитировании ссылка на автора
ОБЯЗАТЕЛЬНА!