Назвать эту страницу прогулкой было бы, мягко говоря, нечестно. Скорее, это — переход
по пресечённой оврагами местности в ненастную погоду. Такое не порекомендуешь, но
если не отказались, не свернули и вытерпели до конца - уж как автор вам признателен,
просто..........!! Тут расположились стихотворения и поэмки разных лет, вошедшие в
книги «Хамы и храмы» и «Сумароков +» и объединённые общей темой, которую( условно)
можно назвать «диагноз».
О поэмке «Покрасушка»: она накопила много подзаголовков - «мерзавец на доверии»,
«сканирование оборотня» и т. п. Персонаж её, в отличии от многих его пациентов, жив
и благоденствует, и пусть, если не страна, то хотя бы Самара узнает своего героя и в его
лице многих других, столь расплодившихся ныне.
Ну что? С Богом!
Я перечить осени не буду -
стыдно каяться в ошибочке младенческой:
Шариков не может быть Иудой,
грех Иуды - только человеческий. Из книги «Нанки»
Лишь для уплотнения корзины
очень личных опытов земных:
у предательства - всегда на всё причины,
вот злодейство - может и без них Из книги «Нанки»
Когда-то было названо отцом –
теперь и сам свидетельствую заданность:
еврей в России обречён
на безнадёжную порядочность. Из книги «Нанки»
Не придумывайте счастье
на страницах и экранах -
ничего сильней не ранит!
Есть величье малодушья
в этих сделанных удачах:
тем, что сами не сумели,
тычут в душу, точно пальцем!
Не придумывайте счастье -
в этом лень души и похоть,
это так легко проходит
в наши жилы, в наше сердце,
облегчая примиренье
с нелюбимой, с недрузьями,
с несобой в нескладной жизни.
Не придумывайте счастье -
нет диверсии страшнее!
Перед этим беззащитны
даже стойкие в желаньях.
В утвержденьи «Вот как надо!»
есть презрение к живому -
трудно жить, когда не любят
тем,
каким ты дан и создан.
Это помню я, покуда
ваш герой в сомненьях ходит,
это помню я, покуда
он решенье не находит.
И пока он сквозь ошибки
рыщет
выгоде
в угоду,
мне не зябко и не зыбко
ощущать свою природу.
Но под бурные раскаты
налетевшего финала
я походкой виноватой
выхожу в метель из зала.
Расклад загаданный так точен был,
как в компасе прицелы стрел:
кто открутился от пощёчины,
тот попадает под расстрел.
Отмакияженные лица
взорвутся правдой о себе,
как машет белая тряпица
в окне, в Нью-Йорке, в сентябре.
Лента перемен
1
ПРИЧЕТ
Вот подарок удумала Родина -
где вы, вдоха вкус, легкость выдоха?
Перегнило все и не роздано,
и пропала боль, будто выгода.
Про подарок тот говорили все,
мол, зарыть, забыть - не надеяться,
через стены снов своровать рассвет,
обмануть закон: перемелется.
Перемелется - образуется,
образованным поумнеешь ты.
Хороша трава - как разуешься!
Как опомнишься - хороши цветы!
Хороша ты жизнь, обнаженная
да ожогами не запуганная,
и ушибами не дубленная,
и растратами не оструганная,
когда солнце есть
и в полночный час,
и в помине нет
напряженных глаз,
осуждающих, непрощающих,
в спину пристально изучающих
и толкающих в суть окольную,
волю вольную - подневольную.
А в моем дворе
падает листва -
будто в букваре
редкие слова:
За это — капканы, отстрелы
и хитрые ямы,
и псы при стадах на посыле.
И воет тамбовский
(саратовский, пермский, мордовский),
когда по хребет накипело,
как мать и вожак научили..
На то всем тамбовским
(иркутским, хабаровским, омским) - мороз
и ветер, как кость,
выгрызавший голодные снежные ночи,
и белое око, меж прочих звериных зрачков
из тьмы наблюдающих звёзд,
для долгого-долгого воя полезное очень.
Под словом единым так странно две сути нашлись -
друг другу далеких, но равно двуногим известных:
любитель бамбук пожиравших, без схватки сжираемых крыс
и урка — исчадье просторов, разбою до боли полезных.
3
РЕТРОСПЕКТИВА
Декан Любимов напрягался
(он получал большой оклад),
им Солженицын низвергался
в тот ад, куда ползёт закат,
и Сахаров - осатанялся.
Девчонки малые, дурные,
сжимались от великих слов:
учил Любимов, как в России
воспитывать учеников!
Суровый мэтр и лидер гонок
за кафедру и кабинет,
он каждого назвал «подонок»,
но физик был еще - агент.
Декан Любимов! Как ты? Где-ты?
Таких, как ты, у нас не счесть -
тебя любили кабинеты,
а ты отстаивал их честь!
Как ты горел! Как возмущался!
В каких речах изнемогал!
А кто-то зрения лишался
и к детям сослепу шагал.
Еще не отыскав дорогу,
я просто сдуру сунул нос,
и (Слава Богу! Слава Богу!)
ты на меня тогда донес.
Поименован пофамильно -
конечно, выстоит боец!..
Наследник юный и обильный
уже такой же молодец.
4
ДИАГНОЗ
Это карма? Или шутка?
Или стрелок оборот?
Но запрыгала раскрутка
раззадоренных пустот.
И запахла мышеловка,
обещающая власть,
и могучая массовка
в режиссеры подалась.
Вот от Колымы до Камы
и от Камы до Днестра
непроспавшимися лбами
запузырилась тропа.
Сквозь бетоны неликвида
высчитает благодать –
если вставили чип випа –
тут и танку отдыхать.
И противиться нелепо,
и в упор не уличить:
если вставили из неба –
там и кнопку отключить,
там разрулят и расставят
для задуманных ролей,
вдруг и випам чипы вставят
с информацией людей,
чтобы корешки не вырыть,
да под холмик не зарыть:
кто тут жил, чтоб просто выжить,
кто нажил, как всем прожить.
15
ОДА БЫДЛУ
От хищных поэтов,
от жадной, настырной науки,
от нищих противных детей
ты свои капиталы сберёг.
Зато послужил
бескорыстно,
невольно,
не ведая жертвенной муки,
натурщиком к славной картине:
«Убогому – лучший кусок!»
16
БОЛЬШАЯ ЖРАТВА
Найти бы угол во вселенной,
где снится всё не так жестоко.
Дальневосточная Елена -
вампирша из Владивостока.
Крутыми формами богата
полу-пристойная богиня,
но Л.Толстого три цитаты
торчат у ней из под бикини.
И грудью трепетной не малой
она приманивает лишних,
соблазна знойные овалы
переплавляют взгляды в пищу.
Бессытно пиршество сквозное,
и не объявит демон тайный,
как баба мается душою,
попавшись на успех случайный.
17
Такие вам служили,
такое вам сложили -
спасли от стольких лих!
Вам трудно - вы терпели,
когда убить не смели,
так продавали их.
Такое вам открыли,
раздали.
Подарили,
не требуя имен.
Но вам никак на свете
без паники и плети,
без паперти и клети
и правил похорон.
Вас многие прощали -
вы ядом возвращали.
Я с вами не хочу -
я после пролечу.
18
ДЕКАБРЬ 05
Они еще добыть хотят,
стараются - не понимают,
какие письмена горят,
какие лица исчезают.
Они еще свободы ждут,
они еще не разумеют,
как эту землю продадут,
как это небо переделят.
Им дали столько говорить!
Им ничего не запрещают!
Они еще желают жить,
не догадавшись, что мешают.
Крючок надежный - не сломаешь,
дрожит надежда-червячок:
ну, как наживочка, товарищ?!
Как поживаешь, дурачок?!
19
Не заплюю, не заклюю,
а так – сболтну один секрет:
собак и тех, и тех люблю,
а этих шариковых – нет.
И я в мичуринцах ходил -
ждала чудес дурная кровь:
мой грех вмешательства ожил,
раздулся и насупил бровь.
Мой недодел, полууспех,
нарушенный небесный план –
уже он поучает всех,
не сомневаясь, строит храм.
В перчатках, в фирменном авто
ты выезжаешь поутру
и улыбаешься хитро,
но рубчик светится во лбу.
20
АНГЕЛ А
Как по дням моим,
по ночам моим,
по корням моим топоры,
ангелок Анна,
поступи странно -
ты не верь им всем до поры.
Озабочены и заточены,
ничего не помнят и мстят.
Ангелок Анна,
поступи странно -
поживи для них невпопад.
Ведь у них какая беда,
кто куда, но скопом всегда,
растеряли все с давних пор -
вот и радость достать топор.
Золотистый мой ангел А,
ты попала в чужие дела,
не пускай топоры в мертвецов -
оглянись на мое лицо.
В этом омуте липких врак
потерпи, поживи не так.
Вся молитва - одна строка:
«Ты не верь, не верь им пока!»
По корням моим топоры -
ничего не помнят и мстят.
Ты не верь им всем до поры,
поживи для них невпопад.
21
ПЕСЕНКА
Беспосадочным выдался рейс -
не сыскать полосы ни одной,
мой седой, непричёсанный пейс
индивеет над мёртвой страной.
Ни флажков, ни сигнальных огней,
ни радаров, зовущих домой, -
я не думал такое о ней,
забираясь в простор неземной.
Это что ж — не дождались друзья?
Это что ж — поживились враги?
Не рулю в чужие края -
трачу топливо на круги.
Между туч приманочки звёзд,
но смотреть туда не хочу -
прошепчу за Чкалова тост,
отыщу подходящий мост -
уж под ним, авось, проскочу.
22
В августе падают звёзды,
и весь год - самолеты.
Век уходит,
за задницей - водовороты.
Ох и врут,
ох и чешут себя о страницы,
так и прут,
прилипают,
не отстраниться.
На панелях и папертях
жадные рты мышеловок,
а пути -
будто пряди трущобных ночевок.
Небо августа
скрыто за свалками века.
Забрели
и со страху истыкали кнопки.
Обезвожен потоп,
меж времен протекает в прореху
изверженье мозгов
из картонной коробки.
Душит ветер
похмельным нутром великана,
космос кашляет манной из крови и пыли -
век распит,
и осталось не больше стакана -
помянуть
одноразовых дней изобилие.
Век распят,
душит ветер,
и кашель долбит самолеты,
люди лгут и трясутся,
и пахнет экранов трясина,
и рождаются девочки
в очередь на аборты,
размножаются мальчики,
и умирают мужчины.
Кончен век -
век не начат,
но кто-то проснулся некстати -
для него,
вечный труженик и недотрога,
идеал -
на дороге ржавеющий указатель
весь в грязи.
И -
томится, томится дорога!
Стена и бездна.
1
Когда скопленье бед и мук
отыскивало божество,
над бездной распластался звук,
не означая ничего.
Он так прозрачно зависал
единой нотою простой
и никому не обещал
своей манящей пустотой.
2
Он вначале не помеха –
предоплаты не берет:
без успеха бес успеха
никогда не приберет.
Сам разыщет,
сам продвинет
и легко, как конопля,
как бы, к солнышку подкинет,
где под облачком петля.
3
У генералов Веры есть секрет:
они уверены, что Бога нет.
Случись у них секундочка сомнений –
не праздновать нам новых откровений.
Под тот секрет рассыпался набат
на нефть и газ, и банковское дело,
недвижимость, вложения, разделы,
и паства строится в электорат,
и крест не цель –
но рамочка в прицеле.
И свой процент проводит безупречно
трест «Полумесяц», фирма «Семисвечник».
Взалкавшие от собственной тщеты,
на свой расчетный счет оформив веру,
прозренье превратившие в химеру -
вам в небесах еще предъявят меру,
и пышность не спасет от наготы.
Обсчитывай, торгаш,
губи, злодей, -
яд оборотня будет посильней.
4
Не назвав себя,
себя сжигали –
нас предупреждали:
перст небесный – факел-одиночка.
Пальцы нищеты и изобилия
у висков размашисто крутили:
«Надо же, фанат дошел до точки!»
Дети знанья вычислили участь:
докричаться,
в пламени измучась,
корчиться, не зачерпнув обиды.
В наших указателях и датах
места нет для чокнутых и всяких,
и –
надели пояса шахиды!
5
Прозренье хороших концовок не знает,
к плохим-мудрено подготовить.
Вера – лень послушания,
неверие – страх подлога.
Не выбравших — не называют,
отдельные — где-то, а то ведь
присвоившим бренд мироздания
добавят нолей в налоги.
Сомненье – тропа из плена,
добрался (см. ПОДМЕНА).
6
Для мирских ловушек кукиш:
не суди - судим не будешь,
а он такой мешок носил:
всегда судим и - сам судил.
Признаешь честно, скажешь точно -
не избежишь допить до дна.
Но на прощание сверху срочно
приходит весточка одна:
когда натаскан на мираж -
не уболтаешь камнепад,
когда свободен пилотаж -
внизу никто не виноват.
7
Столько лет рассудок смотрит в цель,
как бычок на шпагу на арене:
коридор и каменная дверь,
измельченный хлам приобретений.
А еще такая параллель –
как свечой прощальной, пальцы греешь -
цвет акации, уютный шмель,
скоро пять – ты сотворен и веришь.
8
Я видел души не остывшие,
ещё по-божески грешившие,
в бесовских играх — бестолковые.
Они, как свечечки грошовые -
горят, не замечая времени
в раскрошенной российской темени,
в разграбленном до кладки храме -
не для икон, а — как-то сами.
Вот матрица: июль, пять лет,
от духоты спасенья нет,
ночь, и в побеге под запрет
росу цепляют башмачки,
сад, выцедивший лунный свет,
тьма без предметов и примет
и — светлячки.
И светлячки!
9
По тропинке теневой
средь теней прозревших
ухожу в свой край родной
мимо постаревших.
И с ухваткой площадной
в уставной заботе
следует конвой земной
за моею плотью.
Плоть терпела карантин,
всяко откупалась,
позади осталась жизнь -
тропка не кончалась.
Плоть конвой распределил
в измереньях скудных,
ухожу туда, где жил,
оглянуться — трудно.
Тенью тропкой теневой
к близким не по плоти
ухожу, а за спиной
лишь следов щепоти.
Плоть не может не чертить
метки пребыванья -
это может подтвердить
протокол дознанья.
На тропинке теневой
след найдёшь едва ли -
отслужил своё конвой:
я уже, где ждали.
10
Вы лгали каждому столбу,
где оказалось силу встретить,
не веруя, что наверху
и вам достанется ответить
за завещанье на гвоздях,
растасканное на пиары,
за то – что вкусно вам впотьмах,
креста и неба генералы.
Посредники верховных врат,
акционеры откровений,
как приумножился ваш скарб
продажей скорби и знамений.
Покроет вес набрюшный крест,
и не подступятся налоги,
когда придет пора небес –
и вы узнаете о Боге.
11
Приоткрою, но не очень,
то, что в бездне угадал:
хаос фаллоса окончен -
хронос месива настал.
Дозировку не превышу
для мятущихся дремот:
логос - в казусы понижен,
статус памперса - растёт.
Демос - бонусу достался,
всеми рейтингами рад,
макрокосмосом назвался
нан и миник маскарад.
Романс
Крестик пластмассовый,
роза бумажная,
поза парадная,
гордая, важная.
знатная, крупная
и беспардонная,
главное: годная,
боеспособная.
Фальшь грандиозная,
ввысь устремлённая,
слову и взгляду
преграда бетонная,
хитрой победы
триумф одноразовый –
роза бумажная,
крестик пластмассовый.
Вот между крыш луна,
как из халата сиська –
я думал: дохрена –
а это близко.
Дверь незатворена –
вернуться склизко,
какая новизна –
так, переписка,
какая желтизна –
так, пересмешки,
великая война –
прохода пешки,
какая крутизна –
разводы грима,
все позы, как одна –
для нужд интима.
Так в чём опять вина,
когда казнили,
когда послали – НА
и там забыли?
А там без стакана –
ни дна - ни счёта,
и сиська, как луна,
да – неохота.
ПОКРАСУШКА,
или
МЕРЗАВЕЦ НА ДОВЕРИИ
Пролог
Вполне российский персонаж -
был воплощён ещё Азефом -
менялся стиль и антураж,
но не менялась суть успеха.
И петлю обманул, и плети,
его не изваляли в саже,
не различишь и в ярком свете:
на всё живое ставит сети -
и для себя, и на продажу.
I
Кабинет Покрасушки
Глазами шарит важный гном,
сложив обиженные губки,
и - всё под юбки, всё под юбки,
всемирным счастьем удручён.
В кружочках сидни вековые
от страха напрягают выи,
и скотчем лечит духота
разодранную ранку рта.
По стенам бьёт органа гром,
и некто, разум надломивший,
долбит себе в колени лбом,
другим являясь грудой пищи.
Перст указующий нацелен,
и каждый кинуться горазд,
ему помогут: будет съеден -
никто кусочка не отдаст.
А тут заплакала девчонка -
в неё полезли, как в солонку,
сожрали с чувством правоты
и, расслабляя животы,
все замолчали под Вивальди
сваренью съеденного ради.
Теперь в перегонки по кругу
суют булавочки друг другу
и сладко лезут в потроха,
найти первичный прыщ греха.
Пошёл экстаз, и воспарили
над миром жадные и злые,
и каждый: горд и семикрыл -
так гном сегодня разрешил.
Так в этой пыли Вавилона
жирел и наслаждался бес,
пугал, и отвергал поклоны,
и с поучениями лез.
Ощупанные и слепые
расстегивали ремешки,
а после гордо выходили,
собрав в боезапас смешки.
Они по свету растекались,
заплевывая горький след,
не угадав в чаду ристалищ
ловушки простенький секрет:
от сквозняка души ранимой
в Майданеке раздует печь -
мальчоночка непобедимый
в затылок вкручивает речь.
Обиженные маршируют -
детсадовским «бо-бо» зудять,
и о возвышенном тоскуют,
и так нетрудно их понять...
А паучок, вот простота,
высасывал - а как с креста.
II
Метод Покрасушки
И когда в большие холода
залетает бабочка на свет,
он, надувшись, увлажнит глаза
и ее надкусит без труда,
сложит губки,
скажет: «Я - поэт».
Ох и сотворяет чудеса
стыдный человечий дефицит,
и за тень обманного тепла
отдают печаль свою и стыд.
К каждому проявит интерес,
примет душу и отметит вес,
и в утробе спрячет неземной
психопат печально-голубой.
И «женя» - без кнута,
и без затрещин рожа,
и жизнь уж прожита -
а все одно и то же!
IV
Досье Покрасушки
Ан и ты, везучий на квартиры,
ремеслом своим не позабыт -
всё вокруг пристреляно, как в тире,
и стрелок на рубеже стоит.
Как ни обрастай ты волосами,
сколько ни наделывай детей,
проходными темными дворами
доскользишь до участи своей.
Всех, кого сгубил ты,
правосудие
не сочтет,
но умершим в уплату
спрятанному от всего иуде
и осина выйдет плагиатом.
V
Масштаб Покрасушки
1
Иуда лгал библейски о любви –
Иудушка скромней, зато упорней,
и глазки округлённые свои
умеет увлажнить слезой проворной.
Обычный взгляд не высверлит секрет
упитанной флюидами фигуры,
когда таланта у актера нет –
актерство проникает в суть натуры.
Иудушку не отличишь от слов –
чужим цитологически пропитан,
комфортной позы масляный покров
лишь времени в помеху не засчитан.
2
Покрасушку запросто так не взять,
он – олимпиец в задымленном тире:
навскидку вложит: дважды два – четыре,
а надо – усложнит до пятью пять, –
о, бронебойны эти примитивы!
Изыску, впрочем, тоже не пропасть:
надергает со всех квадратов света,
концы подрубит и, войдя в серьёзность,
огадит, у кого понатащил.
(Неистребима истинная страсть,
когда вполне пристойно приодета)
сквозь губки он подскажет: это взрослость.
Раздувшийся – ловчее проскочил:
сия живучесть – чем не грандиозность!
3
К себе любимому растекшийся романом,
подкрашивая взгляды в зеркалах,
однажды ты надулся Талейраном
и сразу оказался при делах,
задумчиво всех сверху наблюдая –
как, приманив, в себя употреблять,
но языком хозяев ублажая,
никак не мог себя не обожать.
VI
Эпилог
Если кто-то с пробитым крылом
залетает к охотнику в руки,
мы про птичью судьбу не споем,
Бог простит эти глупые муки.
Тот последний безумный рывок,
попирающий память и волю,
на привале обсудит стрелок,
отхвативший случайную долю.
И вопьется в небесную стынь
понимания крик первородный...
Не споём про подобных разинь -
эти муки для муз непригодны!
наверх 