Скит

Авторский литературный сайт
Эммануила Виленского

Тексты, которые встретятся вам вовремя этой прогулки, принято называть “ранними”.
Все они написаны с 1971 по79-й годы и впервые опубликованы в книге (автор никогда не
издавал сборники!) «Чёрная звезда» в июне 1991г., а, в дальнейшем, вошли в книгу
«Норма ожидания». Литература  жестока к своим соискателям , ссылка на «раннее» ей
не учитывается, поэтому на этой странице только строчки, выдержавшие (по мнению автора)
сорокалетнее испытание.
Первая прогулка позволит, вспомнив дух и стилистику семидесятых, сопоставить свои
ощущения с закладками автора, а так же, я надеюсь, обрести доверие - убедиться, что всё,
написанное им, не случайно. Именно уверенность в состоятельности и добросовестности
автора поможет вам при прочтении того, что принято называть «поздним».
И так, в добрый путь!

 


Мой дар наваристым не будет -       
две косточки, две нищеты:               
напомнить людям - вы же люди,      
сказать скотам - ведь вы скоты.      

                               Из книги «Нанки»

...когда и не рублей, и не друзей,         
да не минуют зрения и слуха             
старик, успевший схоронить детей,
и пережившая его старуха.               

Из книги «Нанки»

 

ПЕРВОИСТОЧНИК


Хребет натянув, как струну,
и морду задрав к небосклону,
выл волк на большую луну -
свою родовую икону.

Протяжный, прерывистый звук
собой тишина проверяла,
и матовым светом вокруг
январское поле мерцало.

Волк выл, позабыв про флажки,
сливая в себе воедино
озёра, леса и пески,
двуногих, крылатых, звериных.

И дело совсем не в луне -
ему лишь бы выше и дальше.
Он чуял: чем ближе предмет,
тем больше в нем страха и фальши.

Волк выл, подаваясь вперёд,
себя сквозь гортань посылая
в слепой, безрассудный полёт,
в пространство без меры и края.

Звук звуком сводился на нет,
и каждый, пронзительно точен,
судьбой своей не озабочен,
жил, не претендуя на след.

 
 






РОК-Н-РОЛЛ


Разрыва! Разрыва! Разрыва -
продраться, раздвинув, слова,
чтоб гной потайного нарыва,
врачуя, сцедила трава!

Разрыва, чтоб легкие вздулись,
и крикнуть из тряпок и стен:
«Как бешено мы обманулись,
как выгоду выбрав свой плен!».

И кинуться ошалело
на улицу, в толчею,
и всем предлагать неумело
неловкую душу свою,

и тыкаться взглядом поспешно
во взгляды, желая живой,
а после усталым и грешным
вернуться за полночь домой,

а утром сидеть сиротливо
и пальцами тискать перо...
Разрыва! Разрыва! Разрыва!
Бессмертное слово моё!..







Когда тополиные тени
струятся по снежным ручьям,
стихами замученный гений
во мне говорит по ночам.

Он просит конкретного дела,
простых и отчётливых польз,
и сенсорной функцией тела
все чувства назначит всерьёз.

Под темечком тихою тенью
таится, и радость одна -
на взлёты мои и паденья
кропить холодочек ума.

И он, горемыка, не знает,
как сделать, чтоб я подобрел,
но в сонную совесть вонзает
прутки укоризненных стрел.

И ждет моих траурных срывов,
исполнен надежды слепой.
Такой неумело правдивый.
Такой безнадёжно живой.







ПЕСЕНКА ДЛЯ ВЕЧЕРНЕЙ ПРОГУЛКИ


Что такое одиночество?..
Голубой фонарный дым,
это - лунное пророчество
об руку с пережитым.

Это - тени зафонарные,
это - тёмные дома,
это - смерти календарные,
способы сойти с ума.

Есть пора, когда на улицах
тянет снегом и дождём,
чья-то совесть не откупится
подзатертым «Подождем!»,

полиняют тени сладкие,
в складки капли набегут,
и, на поиски не падкие,
упадут и не найдут.

Есть часы, что не вмещаются
в циферблат и календарь:
свет фонарный закачается,
где не ставили фонарь,

там артели набирали
из ненужных мастеров,
чтобы к судьбам пришивали
пуговички возрастов.







РОМАНС


Кленовая заря багряная,
привычная пора осенняя,
судьба такая окаянная -
и до смерти искать спасения.

Ах, эти веточки и листики,
ах, эти травы полусмятые,
ах, эти старенькие истины -
виновные.
Невиноватые!

Под эту музыку - по тропочке,
да с паутинкою на кепочке,
и только туфельки растопчете,
а этот шёпот не расшепчете.

Захочется - захорошеется,
полюбится - а боль-то сладкая,
заря кленовая затеется,
украсит красными заплатками,

и с тропочкой смешает листики,
и в ветках кепочка заблудится.
Полюбится - и станет истинным,
захочется и - не забудется.







НОВОСТРОЙКА


Недавно построили дом,
а краска уже облупилась,
и что-то в нем переменилось
до сходства с привычным жильём.

Недавно построили дом,
здесь прежде стояли другие,
но каждому определили
скупую табличку «На слом».

Вздувалась буграми земля,
разверзлось нутро котлована,
задвигались длинные краны,
крюками усердно гремя.

Гигантский подснежник всходил
из месива грязи и снега
и улицу нашу будил
мечтой опрокинуться в небо.

И пряталось в душах у всех,
следивших судьбу возведенья:
от этих соседских утех
и в них оживет обновленье.
.........................................
.........................................
И года еще не стоит -
на лавках старушки вздыхают,
бельё на балконах висит,
и голуби с крыши слетают...







СКАЧКИ

... в желваках зажал “Уймись!” -
подвели, не удержали -
это кони понеслись,
и наездники кричали.

Это был чужой исход,
не моей была погоня,
но хрипят и скачут кони,
замирает небосвод.

Но скажите, почему
слёзы лезут под ресницы -
как на древнюю войну
записали в очевидцы?..

Скачут кони, жизнь идет,
и прессуются мгновенья,
как минута, промелькнет
год, неся свои знаменья
(Где судьбы стихотворенье...
Где удач столпотворенье...
Не печалься, всё пройдет...
Только топот удаленья).

Скорость режет по вискам,
сталкивает на зигзаги,
мечутся по сторонам
огражденья и овраги.

Где закат и где восход -
ни черта не разобраться,
но когда коней несёт,
что жокеям упираться?!

Но когда спешит душа,
не загадывая финиш,
накреняясь и круша, -
только варежку разинешь.

Встанут острия волос,
как уйдешь от столкновенья -
тихий стон из-под колес
на спине зажжётся жженьем.

(...Чёрной совестью горжусь
с тайным страхом возгордиться,
довелось ей потрудиться -
выдержит? Не побожусь...)

Стыд и скорость,
страх и стыд,
сумасшедшая пылища,
злая конница летит
и по кругу выход ищет.

Лидер вырвался вперёд,
он потребовал свободы:
он неистовой породы -
задохнётся, но уйдет...
............................................
............................................
...финиш растопырил пейсом
гривы призовых мастей...!
............................................
...и - не надо... и - надейся... -
не обкусывай ногтей.







Я очень хотел летать,
но я не хотел сбегать.
И цепи порвать сумел -
сидел, кузнецов жалел.

И вот я все жил и жил
на улице старой такой,
которой в школу ходил,
потом возвращался домой.

Всё жил потихоньку да жил -
а надо же - старожил:
и дому-то двадцать лет -
соседей знакомых нет.

Кому догадаться сейчас,
узнает ли кто потом,
как в полдень предсмертно гас,
а в полночь летал мой дом?

Ведь я иногда летал,
да всё возвращался вновь,
чтоб вдарили наповал,
как в песенке про любовь.

По улице той все пути...
На ней деревья сажал...
Взлетал - да не смог уйти ,
а так не хотел «наповал».

Загадка невелика -
с оглаской не торопись -
забавы озорника,
летающего не ввысь.







ГОД 55


Луна в прицеле рам,
а у луны в прицеле -
застывший мальчуган
на скомканной постели.

Тяжёлая зима.
Мне плохо. Я болею.
Заклейками окна
пошёптывают щели.

Оранжевый зрачок
сквозь вихрь зырит, зырит,
и замолчал сверчок,
и скрипы по квартире.

Давно все спят, и дверь
ко мне закрыта плотно:
покойник или зверь
сейчас заглянет в окна.

И призраки встают
судебной медицины,
вот за ногу возьмут
или мешок накинут.

Всего второй этаж,
и без решёток стёкла,
и острый карандаш
дрожит в ладони мокрой.







ГОД 80


Гадкий маленький утенок,
напрягался ты не зря -
злого зеркала осколок
выдаст тело короля.

И такая станет скука,
и такой сомкнётся круг:
что ни выход - то разлука,
что ни встреча - так недуг.

Эти жизни неживые
кружит темная беда,
и текут следы слепые
сквозь пустые города.

Он спасения не хочет -
и спасателей зовёт.
О соломинке хлопочет,
а волна уже несёт.

У какой звезды в прицеле
позабытый мальчуган
будет прятаться в постели,
так похожей на экран?







БЛЮЗ - ПОРТРЕТ


........................да -
ему наплевать на всех.
И ещё -
ему дорог каждый, кого он встречал.
Для вас тут - грех или глупость,
а может быть - и глупость, и грех.
Для него -
лишь всё, что он отыскал.

Вот уже точно: ходок по канату,
весёлый ходок!
Хвастает:
«Я и вправо, и влево
как хочешь валюсь,
но по части паданья -
тут я - бог:
так уделаюсь - за год не соберусь!»

Хвастает:
«Я любитель баланса
 и знаток, как его не сберечь -
обезумевший маленький немец наврал:
этот кнут ежедневный,
а потом - еженочный меч,
разве кто-нибудь сам для себя выбирал?!»

Это правда -
он сам бы хотел узнать:
почему
ненавидящий кнут
так и лезет под ним лежать?
Или:
если твой путь
программирует только тюрьму -
нет корысти в чужую свободу сбежать?!

А вот и надарил себе целый клад -
скрежет сквозняков да чугун чумовой,
а от кровушки ночью ладошки горят,
в чёрный час посмотреть - от своей,
в самый чёрный - а все от чужой.

Встанет к стеночке -
без церемоний,
по-тихому,
так, чтобы один на один,
из стволов непустых
наградит свою грудь,
а потом - выживать:
по-собачьи, по-глупому, без медицин,
а то, вправду, ещё -
похоронит возьмёт кто-нибудь.







ПЕЙЗАЖ С АНГЕЛОМ № 1


Сохраню, когда не скрою,
повезло - не проморгал:
бледный ангел надо мною
в полнолунье проплывал.

Тело инеем омыто,
в белых прядях голова
и размашисто раскрыты
оба перистых крыла.

Никакого объясненья -
просто выплыл и проплыл,
но запомнилось свеченье
из его прозрачных крыл.

Вот проплыл и скрылся в бездну -
лишь луна да в пальцах дрожь,
стало тихо и чудесно,
как давно уже не ждёшь.

Так и было. В подтвержденье
сохранён в оправах луж
дальний свет первотворенья
для присутствующих душ.







ПЕЙЗАЖ С АНГЕЛОМ № 2


Над рекой скопился лес,
а над лесом - плавный планер,
как неторопливый сканер
приходящего с небес.
 
Лес до города вдали
речку к морю провожает,
тихий планер собирает
восходящее с земли  -
 
собирает и парит,
крылья к небу прижимает,
лес покорный понимает,
в речке облака считает
и на город не глядит.
 
Тихий планер, облака...
В речке - облака и кроны...
 
Фотоснимок удивлённый
городского чудака:
речка, облака и лес,
белый планер средь небес.







ПЕЙЗАЖ С АНГЕЛОМ № 3


Ноябрь... -
утром полусонным,
полу-рассветным, полутёмным
в соитье дрёмы и забот
мальчонка через двор бредёт -
конечно, в школу
... надо... надо...

За сладким тленом листопада
почти зима, но снега нет -
под грязной корочкою лужи,
сквознячий ветер лезет в уши,
с подтёками на стенах дружит
заляпанный фонарный свет.

Идёт мальчонка полусонный -
не выбранный, но вовлечённый,
непонимающий, чужой,
и капюшончик за спиной
прилёг на рюкзачочек школьный,
и личный ангел подневольный
завис над пойманной судьбой.







ВПЕРВЫЕ
                                                  А. Глазунову



Висели тучи налитые,
гроза была недалеко,
и вились страшно высоко
две птицы, не понять какие.

Каникулы. Тринадцать лет.
И склонности еще не ясны.
Но птицы в вышине - прекрасны,
и так суров тяжёлый свет.

Хлестнула молнии черта.
Две птицы вились. Жутко было.
Я руку задержал у рта,
и промелькнуло:”Как красиво...”

Из тучи льёт густая тьма,
и небо грохотом пугает,.
да могут ли сходить с ума
пернатые? Но как летают!

Тогда-то я и взял тетрадь,
желая этот птичий вызов
забрать в неё... Но по карнизам
уж капли начали стучать...

И ливнем выдохнуло лето,
на крышах трепетала жесть...
Еще ни одного поэта
я толком не успел прочесть.







Из Евтушенко.

                     1

Мне давно не мечталось
этот ветер найти,
где ты, бабушка-старость, –
на окольном пути.

На окольном прикольно,
там ходить – не беда,
я клиент беспокойный,
молодой без стыда.

Идут белые снеги –
пенят русский стакан,
я люблю за прорехи
свой весёлый карман.

Добирался пешочком –
ни примет, ни следа,
на нечаянной строчке
догадался куда:

не в подарок терпенью,
не в награду уму,
как душе отпущенье –
указанье к кому:

назвалась, проявляясь
в алтаре января:
покаянная радость –
радость жизни моя.

                    2

«Когда взошло твое лицо
над жизнью, скомканной моею…» -
вставали снеги на крыльцо,
в трубах ветры сиротели.

И слово не решалось жить,
и помнить не желало время,
и ничего не различить
за шторами январской пены.

Для дела или поделом
зимы унылые забавы:
и нет на телефон управы,
и – что-то ни души кругом.

Но на хрустящее крыльцо
едва ты ступишь без остатка –
небес разветренных кольцо
предъявит мне твоё лицо
как торжество миропорядка.

Котёнком цапает словцо
и –
копит жадина-тетрадка.







ПОЕЗД, ПОЕЗД...

             1
Июльский поезд

Длинный поезд проплывает
по предутренней долине,
рельсы синевой мерцают,
как зимой вечерний иней.

А на горизонте роща,
а за горизонтом солнце,
в бледном небе - белый росчерк,
это облака оконце.

И, как пояс, или лента,
или ручеёк случайный,
поезд отмечает лето,
как строку, где дышит тайна.

В нём недолгие изгои -
пассажиры, пассажирки,
он подрагивает в поле
на виске тревожной жилкой.

Округлит на повороте
знак вопроса на минуту,
никого-то не воротит,
только тянется к кому-то.

Звезды слабые немеют,
тишь предутренняя стынет,
лишь рассвет упрямо зреет
и вот-вот на землю хлынет.

Поезд тянется и длится,
упираясь в край небесный.
Что с душою приключится,
когда он совсем исчезнет

и бесшумно растворится
в посветлевшем горизонте,
там, где встретились, как лица,
жёлтый зонтик, белый зонтик?..

И пропажа совершилась,
всё случилось, как гадалось:
роща в небо отворилась,
и дорога вверх умчалась,

за горою дальней скрылась,
загадав на всех распутье,
и на годы раскрошилось
всё, что сжалось в той минуте.



             2
Октябрьский поезд

Набрали скорость - город за спиной,
он близко - но уже как за стеной.
Со стёкол смыла долгие дома
пустых полей сквозная тишина.

Всё стало проще: вот плывет ветла,
шмыгнул шлагбаум, как отдёрнул руку,
лесопосадки красная листва
в оцепененьи сцеживала муку.

Беспомощно слетает глупый снег,
покорно исчезая в бурой краске.

Под метроном колес усталый свет
смывает с лиц накопленные маски.

Есть в нашей осени такая глубина,
где честность равносильна снам и детству,
когда подходит тихая вина,
как мокрый пёс, желая обогреться.

(И вспомнил я, как подсмотрел случайно:
сидишь ты с позабытой ложкой чайной
в руке, другой листаются стихи,
и морщишься слегка от чепухи,
и всё прощаешь над строкой печальной.)

А с насыпи стекали лопухи,
бросались резко, будто за добычей,
столбы, как позабытые грехи,
и исчезали, упорхнув по-птичьи.

Вот лес приблизился, а перед ним
нахохлились озябшие омёты,
а вдалеке костёр разводит кто-то,
и долго виден одинокий дым.

             3
Январский поезд

Уж сталь состава прогремела,
лишь в воздухе висел дымок,
да на путях лежало тело
в кровавом ворохе кишок.

Минутой раньше здесь царили
колёса сотней палачей:
его конечности рубили,
ровняли линию плечей.

Но и на сём не успокоясь,
с лихим проворством мясников
живот и грудь ему вспоров,
все выпотрошили на совесть.

Потом, как плату за труды,
на ось одежду намотали,
и, убегая, грохотали,
своей работою горды.

И то, что человеком звалось -
лишь поскользнувшись на беду,
уже ничем не отличалось
от свежих туш в мясном ряду.

А ночь морозная была,
лежало тело, остывало,
и к небу, где луна сияла,
струился пар, как дух тепла.

С минуту проводов струна
еще натруженно дрожала,
но вот угасла, замолчала,
и наступила тишина.

Её как будто излучали
стальные полосы путей,
и светофоры не мигали
холодной зеленью очей.


            4
Дневной поезд

Он попал не в тот вагон,
но зато попал в вагон –
вот за это и попал…

За окном потёк перрон,
свалки ядовитый склон,
серых домиков развал.

Разогнались, а потом
за окном взошла река,
густо синий окаём,
пахота и облака.

Раз попал не в тот вагон –
уж попал наверняка…
Чиркнет переезда звон,
вспыхнет свет березняка,
подгоняя к горлу ком,
машет детская рука.

Утверждается закон
стуков, скрипов, сквозняков,
сонных увальней излом,
запах снеди и носков.

Случай не переиграть,
не соврать, что выпал в сон,
что случилось – то и брать:
тот не тот – гремит вагон.

Пусть заляпан и набит –
жмись к окошечку смотреть,
а от запаха тошнит –
хорошо не вслух запеть.

Так попал и ехал он –
не чужой и не родной,
запах, грохот, в горле ком
и мотивчик озорной.

            5
Вечерний поезд

По вагону идет проводник –
это родина проводника,
он в дороге такое постиг,
что не выспоришь наверняка.

Он судьбу не искал, не просил –
он терпеньем её добывал:
тем и этим постель разносил,
подметал да чаи наливал.

Цепким взглядом прочертит билет,
по привычке в окно поглядит,
эти стуки под ним столько лет,
этот тамбур ему – не гремит,

это - жить: разливать, выдавать,
размещать, проверять, проводить,
расписаньем часы измерять,
отоспаться – и все обнулить.

Рябь шлагбаумов, скука полей.
Все случайны – и эти, и те.
Недоступная для якорей
мини-бездна служебных купе.


             6
Лишний поезд

Мой поезд скрежесчет в казахских степях,
выжжены травы в развеянный прах –
я здесь проезжий, я здесь чужой –
мне не поить эти земли водой.

Мне бы истратить скорей этот путь,
сбросить, в самарский сентябрь занырнуть,
но под вагоном колёса стучат:
- Ты виноват. Ты виноват.

Над креазотным дыханьем путей
мается поезд в пустотах степей:
домик разъезда, плешивый верблюд –
Господи, Боже мой, как здесь живут?!
В пыльных разводах любого окна –
серая голая желтизна.

Взгляду живому пристанища нет:
безжалостной лавой накроет рассвет,
в тёмное марево зароет закат

да это ж  - уже не земная страна ...!
Но(!) - как надорванная струна,
ложки на столике дребезжат:

- Ты виноват. Ты виноват.

Я – проезжающий.
Мне – не сюда.
Я там, где за Волгой желтеют стога,
я там, где на зорьке туман над рекой,
где в рощицах горький осенний настой,
где лес на горе для заката – оклад
и в синей бездонности перья парят,
а здесь я – проезжий, случайный, чужой -
но, как страшилка тяжёлого сна,
стонет бессонная тема-чума:

в потной плавильне стук ледяной
вот уж вторые сутки подряд:
- Ты виноват. Ты виноват ...

             7


Голуби хлопочут по перрону,
поезд в Нижний,
поезд на Москву -
грязные уставшие вагоны
наполняют к новому броску.

Всё другое,
всё не так, как прежде -
ни признаний, ни прикрытых слёз,
вечной безбилетнице НАДЕЖДЕ
этим утром места не нашлось.

Как-то не прощально провожают,
без щемящей светлой новизны...
По перрону голуби шныряют -
ищут память давешней страны.

             8

Поезд, тему обозначив,
над Самаркой топчет мост,
за мостом остался мальчик
слишком весел, слишком прост,

слишком зол и слишком робок,
слишком зорок для разинь:
плод послевоенных родов -
отвоёванная жизнь.

Для избранника порочен,
для пророка слишком лжив
из шестидесяти вёсен
смотрит, поезд проводив.

Позвоночником скрипящим
поезд трётся о закат,
до свиданья, старый мальчик -
ты уже не виноват.

Там, в дали квартирки тесной,
где пустоты крепче пут,
он уже ввалился в кресло
и нацелил телепульт.


             9

Не лето, не осень... Вагон №8 -
плацкарт, уголок у окна,
и знойный сентябрь пейзажи проносит,
лишь краски прожгла желтизна.
 
Печальный подарок случайной поездки -
ни что не желая, смотреть -
мосты и овраги, поля, перелески,
заката тревожную медь.
 
Не груз наущенья, не знак обещанья -
за шорами яви и сна -
погубленной Родины неузнаванье,
прощальная новизна.
 
Вагон №8 торопится очень
и ровно к утру довезёт
туда, где и дождик в регламенте точен,
и осень покорная ждёт.
 
НЕ ВРЕМЯ, НЕ МЕСТО, А - ВМЕСТО...

 







Мурыжит холст, транжирит краски -
менжуется за годом год,
а за презрением к огласке
беду безвестность бережёт.

Но чтоб ему не предвещалось,
каким бы ужасом не жглось -
а всё душа не защищалась
от блажи жалящей насквозь.

А вот и пальцы задрожали,
и всё, что будет - тут как тут.
Смеркалось.
Где мосты пылали -
над пеплом призраки плывут.

И, наслаждаясь пустотою,
он падал, кувырки считал,
но купола над головою
и жаждал, и не открывал.

Не ради древнего томленья
обжечься страхом, как кнутом:
ослушанные ощущенья
ссудят расхожестью потом!

И он хрипел, впиваясь круто
в безжалостную благодать:
«Не тот покрой у парашюта,
чем можно небо заполнять.

В бездонном нашем общежитье,
какой этаж - не все одно,
от объясненья до открытья
мне путешествие дано».

Он получил своё прозренье -
паденьем до скончанья лет.
Срамных умов слово-творенье
в него смеялись из газет.







Я ходил при лунном свете,
был один на целом свете,
и пред Богом на примете
был, наверно, весь как есть.
Было ощущенье сути,
смеси радости и жути: 
улицы залила ртутью
серебрящаяся взвесь.

Вот и плыл я в этом свете,
как впервые был на свете,
весь как есть - и не заметен,
не запрятан и один.
Стали тёмными квартиры,
фонари давно остыли,
злые токи отключили
от сортиров и витрин.

Вот такая незадача:
никому ничто не знача,
быть в ответе за удачу
окаянной массы душ,
и стучать - не достучаться,
а любить - не возвращаться.
Все вокруг ушли спасаться -
вышли с лицами кликуш.

Анонимное заданье
дали мне, чтоб в назиданье
все резервы выживанья
всем, кто алчет, показать.
И добраться в ночи эти,
и ходить при лунном свете
перед Богом на примете,
и про это точно знать.

 







ВЕРЕСКОВЫЙ МЁД

 (жанр не опознан)

День был пасхален.
Ты лгала -
так хорошо, так изначально,
как в простоте колокола
сулят и не ссужают тайну.

Не слышал фальшь,
не чуял фол -
я ведь и сам давно молился...

И ночь прошла.
И год прошёл...
..................................
Под вечер, грязен и тяжёл,
звонарь по лестнице спустился ...
.................................. -
перекрестился в никуда ...
..................................

Сцедив сквозь бороду: «Пора»,
вразвалку двинул по дороге -
туда, где можно до утра
за брагой хрипло петь о Боге.

Я огляделся:
строй икон
едва мерцал
в лампадном скудном свете,
вокруг стоял кромешный сон
вещей, всё знающих на свете.

И я пошёл за звонарём,
мы поравнялись и сплотились,
и на окраине ввалились
в открытый всем печалям дом,
где, не скрываясь за столом,
от лишних спинами закрылись.

Звонарь рассыпал звон посуды
и рассудил, подняв стакан:
«Твоей печали таракан -
незрелых опытов причуды,
апрельский снег,
сизифов труд,
корь детства,
юности прыщавость:
не возноси -
не продадут,
не подставляй -
не подадут.
Ты слишком мрачен
и надут,
чтоб разглядеть,
что повстречалось.

Вот холодец,
вот огурец,
вот средство для очистки зренья -

не тернями прожёг венец -
так жмет панамка повзросленья... -

...ВЫПИЛИ...

приставала всю неделю
одна блудливая идея,
а в пятницу тринадцатого
за темечко помацала -

ИДЕЯ:

жизнь, как одежда -
чем новее,
тем порча в ней для нас больнее,
а поноси её подольше:
дыра - одной заплатой больше.

...УСУГУБИЛИ...

...не сомневайся,
терпи-старайся,

...ЗАКУСИЛИ...

когда сует минуешь всех -
там и настигнет женский смех.
 
ЗВОНАРЬ ВЗДОХНУЛ:

ВПРОЧЕМ -
все дураку занятье -
клясться, что люди братья,
все мудрецу задача -
верить, что предназначен.

ПЕСЕНКА ЗВОНАРЯ

Постигаю ремесло,
как гребец весло,
а оно меня -
как жокей коня.

Постигаю жизнь,
как язык полынь,
а жизнь душу,
как мясник тушу.

Постигаю природу,
как гортань воду,
а она и обнимет,
да память отымет.

А постигнуть боль -
не под ноготь иглой :
дарится правда
тренажёром ада.

ЗВОНАРЬ ВЫПИЛ
МНОГОЗНАЧИТЕЛЬНО
А постиг - не держись,
все равно бросит ввысь,
не куском разрывным -
так шаром надувным.

Как судьбу не голубь,
засосёт в свою глубь -
осмотрись день-другой,
как потом под плитой.

ЗВОНАРЬ ИКНУЛ

........................ а, ладно -
......не знаю, как у них,
но в нашей местности
бессмертье консервируют
в безвестности...


ЗВОНАРЬ ВЫПИЛ
(под капусту!)
И ПРОДОЛЖАЕТ

Смерчи, водовороты,
разве вы не едины,
взял у высот пустоты -
тянет к удушью в глубины.

Приватизируй зданья
иль арендуй канаву -
к познанию тянет сознание,
как кролик идёт к удаву.

ЗВОНАРЬ ЧТО-ТО ПОНЯЛ
И ЗАСНУЛ

Тогда я и шагнул за дверь
и ощутил: день истекает!
Болят осколочки потерь,
но тени маленьких смертей
пускай дорога изгоняет.

НА БЕГУ...
... ПРО СЕБЯ...
... ЗАДЫХАЯСЬ...

...те - вскрывают вены,
те - бомбят дома:
мощная система,
крепкая тюрьма.

Берегись, ребёнок,
упадёшь в стандарт
беспобедных гонок
для больших затрат.

И конвой, построясь,
вставит в перегной:
выдержишь - по пояс,
сдашься - с головой.

А когда из плена
духом воспаришь -
это по колено
ты уже стоишь.

Стриптизёр свобода,
трусики - сезам.
Пьяная дорога
пылью по глазам.

...............................
...............................

ЧЕРЕЗ ЧАС

Последний жадный глоток,
последний выдох, а дальше -
под чёткой чертой итог
впервые без страха и фальши.

Один на один, а там -
последний поклон деревьям,
а дальше, как в шапке в храм,
проверить своё неверье.

И Бога узрел, и вот
впервые сам пред собою:
слезами очерчен рот,
и капелька под губою.

ЧЕРЕЗ ДВА ЧАСА

От крестов не беги
и креста не ищи.
И другим помоги,
да с себя не взыщи.

Если выжжен туман
и пуста глубина -
нужен новый обман,
золотая вина.

Если страх отошёл
и уверен опять -
это мук не нашел,
чтобы в муках терять.

То зажимы раба,
то уход в вираже,
а судьбе не судьба -
вот и участь уже.

Вот и Волга.
И волны закат золотит.
Ветерок пролетит.
Катерок прогудит.

Значит, плен пережить -
не замки отомкнуть,
а свободу добыть -
не выпрашивать путь.

А задумал парить,
покусился взлетать -
может, тяжесть копить,
а не крылья искать.

Где ни зги не видать -
там и нужному быть.
Будешь в будущем ждать -
смогут в прошлом простить.


И ЕЩЕ ЧЕРЕЗ ДВА ЧАСА

Закат уже не ослеплял,
но был глубоким и манящим,
и он прощально освещал
всё то, что звалось настоящим.

Но он не превращал в секрет,
что за ночь жизни не убудет,
что перельётся всё в рассвет,
воскреснет и ответом будет.

По лугу, полному росы,
бежать - прекрасная причуда,
реинкарнируя  часы,
ушедшие на поиск чуда.

ПРОШЛО СЕМЬ ЧАСОВ

...ночь по метафоре тоскует,
но не вольно перу трудиться -
ночная бабочка бунтует
на неисписанной странице.

...жизнь не нуждается во мне -
жизнь продолжается во мне...







наверх     ДАЛЬШЕ >>



АВТОРСКИЕ ПРАВА защищены! ©
НАЖМИ СЮДА!!!!
При копировании и цитировании ссылка на автора
ОБЯЗАТЕЛЬНА!